— Этого нельзя допустить.
— Каким образом, посмею спросить?
— Самым обыкновенным, — зло огрызнулся Френк. — Варварским. Таким, как ты любишь.
— А как же быть с идеями гуманизма?
— Какой тут, к черту, гуманизм?! — не выдержав, взорвался Дибров. — Люди не нуждаются в этих технологиях! Они будут востребованы только узким кругом лиц в их собственных интересах.
Онжилай повернулся к нему.
— А в чем, по-твоему, нуждаются люди? — спросил он.
— В возможности развиваться, жить, идти своим путем! — ответил ему Андрей. — Мы и так оказались в далеко не завидном положении, а знания, полученные нами, еще более усугубляют его! — Он принялся расхаживать по замусоренному пространству подвала. — Выходит, что жизнь Земли уникальна, вокруг необъятный мертвый космос. Его физические законы накладывают конкретные ограничения на нашу экспансию в пространстве, а теперь в этот котел, в котором продолжает вариться человечество, будут слиты микромашины, которые не только не принесут пользы, но лишь усугубят проблемы. — Он остановился, глядя на Онжилая. — Да, фон Браун создаст новый вид робототехники, возможно, разгадав симбиотический смысл микромашин, он начнет раздавать их инъекции категориям избранных или даже всем подряд, без разбора. Но что будет дальше? Вместо того чтобы действительно развиваться, люди начнут борьбу за обладание новыми возможностями, которые преподнесены даром, без исследований и усилий. Те, кто получит желаемое, станут жить много дольше, исчезнет страх перед физической смертью, а это породит безнаказанность многих действий, рухнут моральные запреты — мы станем рабами микромашин и в конце концов исчезнем, как исчезла цивилизация Старого и Нового Селена.
Никто не ответил на его монолог.
Онжилай, у которого отобрали оружие, сидел мрачный и непредсказуемый.
Столетов встал с ящика, ушел в сумеречную глубину подвала и вернулся оттуда с куском ребристой арматуры в руках.
— Вы как хотите, — внезапно заявил он, — а я буду пытаться расчистить завал. — Он поднялся на несколько ступенек и добавил: — Лично я думаю, что Дибров прав. Человечеству не нужны микромашины. Сейчас они принесут только зло.
— Френк, на два слова.
Лаймер посмотрел на Диброва, потом кивнул, соглашаясь.
— В чем дело? — спросил он, когда они отошли в сторону.
— Мне кажется, что ты ошибаешься, Френк.
— В чем именно? — переспросил Лаймер, прислушиваясь к монотонным звукам ударов — это Онжилай и Антон крошили угол бетонного перекрытия.
— В том, что тебе удалось пробудить память Мари, а заодно и наши с Онжилаем воспоминания, — пояснил Дибров.
— Ты считаешь, что это не так?
— Боюсь, что ты преувеличиваешь свои возможности, Френк. Посуди: трое из участников событий на Новом Селене оказываются в соседних гибернационных ячейках космического корабля, еще один в этот момент приближается к месту встречи на борту «Ориона», и в конце концов мы пятеро собираемся вместе. Не слишком ли серьезное испытание для теории вероятности?
— Думаешь, нас кто-то вел?
— Боюсь, что да. Только определенной волей, влияющей на события и судьбы, можно объяснить нашу встречу. Это Машина, Френк. Не берусь судить, она ли инфицировала Марс древними формами жизни, но в факте нашей встречи явное постороннее влияние.
— Прошли миллионы лет, Андрей. Машина, даже если какие-то ее компоненты и уцелели в подлунных бункерах, отрезана от внешнего мира. Как может она влиять на события и почему она не влияла на историю человечества до сих пор?
— Не факт, Френк. А ее внезапное, как кажется, пробуждение я могу объяснить: мы сами разбудили ее и дали возможность общаться с внешним миром. Мы произвели на свет информационные технологии, опутали Землю, Луну и Марс виртуальной сетью, основная передача данных в которой на отрезках межпланетных коммуникаций происходит в доступных Машине диапазонах. Она была отрезана от мира и потому оставалась мертва, но теперь боюсь, что она получила способ влиять на окружающую среду.
— Каким образом?
— Через Сеть. Как это делал ты или я, как может влиять на реальность любой пользователь Сети. Ты ведь не знаешь, кто кроется за тем или иным сетевым именем или адресом, верно?
— Да. — Френк был вынужден признать очевидное. — И что ты предлагаешь?
— Я не хочу быть марионеткой. Возможно, я не прав в своих подозрениях, но в нашем случае лучше перестраховаться, верно? Людям действительно не нужны формы жизни древнего Селена. Единственный их очаг, который может быть использован, сейчас сконцентрировался на борту «Европы». Я бы не хотел, чтобы микромашины по воле фон Брауна или какой-то третьей силы вырвались оттуда. Мне не нравится игра человеческими сущностями, а в особенности моей. Я хочу жить, сообразуясь со своей волей, со своими понятиями добра, зла или целесообразности. Мы должны нанести удар первыми, пока все планы третьих лиц находятся в стадии подготовки. Нужно действовать быстро и неординарно, чтобы наши шаги невозможно было предугадать, только так мы сможем обезопасить себя и других живущих от влияния извне. Очаг поражения должен быть уничтожен — это как минимум.
— Да, я согласен. Но как быть со мной? Как быть с теми андроидами, которые отловлены в зоне и переправлены на «Европу»? Я согласен, в подавляющем большинстве — это не лучшие образчики человеческих личностей, но…
— Не нужно, Френк, — оборвал его Дибров. — Ты же сказал — никто из нас не выйдет отсюда неизмененным, а это значит, что все мы автоматически сядем в одну лодку, верно? Циркулирующие в крови микромашины так же поставят меня за грань нормального человеческого общества, как поставило тебя за этой чертой тело человекоподобного робота. Нужно овладеть ситуацией, а уже тогда у нас появится шанс решать самостоятельно, что и как делать дальше, верно?